Предыдущая публикация автобиографической повести живущей ныне в Торонто доктора технических наук Леи Кизнер «Мои воспоминания» (№ 113) рассказала о детстве талантливой девочки из еврейского местечка. О ее успешной учебе в техникуме. После этого девушка поступила в знаменитый Химико-технологический институт имени Менделеева в Москве. Здесь, на Миусской площади, и определилась ее дальнейшая жизнь. Она бредила математикой, избрала электрохимию, но предначертанный путь не позволил ей свернуть в сторону. Кизнер перевели на спецфак, ходивший под началом кафедры пороходелия. Приближалась война.

Судьба упорно толкала ее к тому, чтобы она приняла участие в рождении феномена, который бойцы, сражавшиеся на полях Великой Отечественной, окрестили ласковым словом «катюша». Фрагменты книги, которая готовит к изданию Лея Борисовна, сообщат читателю немало прелюбопытнейших подробностей того времени, жизни этой высокоталантливой и удивительной женщины. Он узнает, как Лея, радуясь своему дару, делала все возможное и невозможное для победы над гитлеровским фашизмом.

А первая редакция воспоминаний Л.Б. Кизнер была опубликована в московском журнале «Еврейская улица». Вот что в частности говорилось в предисловии: «Увы, далеко не все вошло в отобранные нами отрывки из рукописи. Среди прочего - две детали, имеющие огромное значение. Во-первых, по решению Государственного Комитета Обороны было организовано конструкторское бюро, трудившееся над созданием противотанковых реактивных пушек с кумулятивным эффектом. Инженеры Кизнер и Герман Томович Гордеев внесли свою лепту: благодаря им появился реактивный двигатель для противотанкового снаряда. Во-вторых, также по заданию ГКО Лея вместе с Г.И.Дюллоном и В.П.Голиковым дала жизнь стартовой ракете для самолета. Это произошло в 1943 г., но ракету приняли на вооружение после войны.

Минули годы, десятилетия. Нашлись люди, для которых фамилия Леи Борисовны не совсем благозвучна. Эта фамилия им не нравится. И они, как часто было прежде, переделывают историю. Фамилию Кизнер вычеркивают из списков представленных к государственным наградам. Конечно, бывшей девчушке из винницкого городка это неприятно. Что ж, она смирилась с такой вопиющей несправедливостью. В ней есть что-то от лесковского Левши, ей главное - чтобы государству пользу принести, да еще на каком поприще - на ниве оборонки! Терпит. Но когда «забывают» сказать, что она с друзьями стояла у истоков «катюши»...

В газете «Правда» 22 июня 1995 г. была опубликована заметка «В энциклопедиях не упомянут». Здесь шла речь о забвении имени Александра Семеновича Бакаева, благодаря научному и трудовому подвигу которого была в значительной мере достигнута победа над фашизмом во Второй мировой войне. Газета сообщала: «Это он в 30-е годы разработал первую советскую рецептуру баллистического пороха нитроглицеринового типа для артиллерийских ствольных и ракетных систем... В течение всей войны Советские вооруженные силы не испытывали недостатка в боеприпасах. Снаряды «катюш», крупнокалиберных корабельных и береговых артиллерийских систем, авиационных пушек и зенитных орудий имели бакаевские пороховые заряды».

Конечно, горько и несправедливо, если не сохраняют в памяти живущих образ таких, как А.С.Бакаев. Но зачем же, стремясь восстановить справедливость, выпускать из виду тех, кто трудился не за страх, а за совесть рядом с этим ученым?!

В «Военно-историческом журнале» (№ 6, 1970) появилась статья «Кто создал «катюши»?», и в ней вы не найдете никакого упоминания о Лее Борисовне. Статью эту подписал и академик Валентин Петрович Глушко. Ее текст сохранился в архиве выдающегося ученого. Оригинал гласит следующее: «Окончательную отработку внутрибаллистических характеристик пороховых ракетных двигателей, а также конструирование и испытание боеголовок ракет вела группа специалистов: инж. М.Ф.Фокин, Ф.Н.Пойда, В.А.Артемьев, Д.А.Шитов, В.Н.Лужин, В.Г.Бессонов, М.П.Горшков, Л.Б.Кизнер, А.С.Пономаренко и др.».

Получается так, что в Лее Борисовне не нуждаются не только те «патриоты», о которых мы вскользь упомянули. Не нуждается в ней и ее родное Отечество. Невостребованными лежат в письменном столе Кизнер такие уникальные работы, как «Способ моделирования импульсной нагрузки на ракеты», «Выбор размера дополнительного сопла при отсечке тяги во время горения продуктов распада сложных зарядов», «Неравновесность процессов конденсации и кристаллизации в сопле», «Химическая неравновесность в соплах двигателей с металлизированными и неметаллизированными топливами», «Эррозионное горение твердых топлив в реактивных двигателях», «О методе итерации при определении парциальных давлений продуктов горения топлив в различных двигателях» и других».
И вот что рассказывают отрывки из рукописи Л.Б.Кизнер (вторая редакция), любезно предоставленной автором YSR.

Лея Кизнер (Торонто)

В 1934 году, будучи студенткой Московского химико-технологического института имени Менделеева (МХТИ), я слушала лекции самых крупных химиков: Михаленко, Шарыгина, Пескова, Шмидта, Бакаева и др. Особенно меня увлекли выступления математика Игоря Николаевича Хлодовского.

Однажды на лекции этого профессора я узнала, что какой-то интеграл не берется обычным методом. Ночью во сне я завела полемику с ученым, доказывая ему возможность вычисления этого интеграла обычными методами. Моя сестра Соня разбудила меня.

- Ты что это во сне разговариваешь?

Я тут же встала, и до рассвета мне удалось взять интеграл и опровергнуть мнение, известное в литературе по математике. Я пришла в институт на коллоквиум и рассказала, что мне удалось разрешить эту задачу. Студенты не поверили и принялись кричать: «Докажи, докажи, если можешь!». Два часа у доски я докладывала о полученных мною результатах. После чего все пришлось повторить перед студентами всего потока, а профессор Хлодовский только помогал передвигать и вытирать классную доску. К сожалению, те записи не сохранились. Моя тетрадь со всеми преобразованиями так и осталась на кафедре математики, и ее мне не возвратили.

Помню, как на занятиях по качественному анализу преподаватель Чичинадзе, чтобы проверить мои знания, вместо раствора химических элементов налил в пробирку чернила, но его хитрость не удалась. Я, сделав химический анализ, поняла, что это всего лишь чернила, за что и получила пятерку. В другой раз Чичинадзе дал похожее задание студенту Устинову, но на сей раз он налил в пробирку воду. Почти все студенты помогали Устинову решать эту задачу, в том числе и я. Никто ничего не мог определить. Я же в какой-то момент поняла, что это просто вода и лизнула к ужасу всех присутствующих содержимое пробирки. Студенты были готовы спасать меня, предположив Бог знает что. Когда я объявила, что выпила, в общем-то, обыкновенную воду, сокурсники едва не перебили все банки с химикатами. Сам же Чичинадзе, как потом оказалось, наблюдал за всем происходящим, стоя у двери, после чего поставил Устинову двойку: «Это ведь не ты лизнул содержимое пробирки!». Я почувствовала себя неловко...

Общую химию читал профессор Михаленко. С подлинным вдохновением излагал он систему элементов Менделеева, толковал об электронно-ядерном строении атома и протонно-нейтронной модели ядра, об искусственном превращении ядер, осуществленном Резерфордом в 1919 году с помощью альфа-частицы, о работах Нильса Бора, Пьера и Марии Кюри, Ирен и Фредерика Жолио-Кюри, Планка и Эйнштейна. Однако находились такие слушатели, которые обвиняли профессора в аполитичности и в том, что в его лекциях мало диалектики, но много метафизики. Мы же, студенты, не обращали внимание на такие глупые претензии и поддерживали профессора. Его лекции почти всегда заканчивались бурными аплодисментами.

Помню, профессор Михаленко прочитал последнюю лекцию курса общей химии в нашем потоке и обратился к нам:

- Ну, кто готов сдать экзамен без подготовки?

Все молчали, никто не отозвался. Тогда он прошелся по аудитории и вдруг остановился возле меня:

- А ты что молчишь? Тебе тоже нужно готовиться? Ведь у Чичинадзе ты была из лучших. Выходи к доске, живее.

- Мне страшно, - ответила я.

Аудитория, все 250 человек, нервничали и радовались каждому моему ответу. Тогда профессор спросил аудиторию:

- Какую оценку ей поставить?

Все хором закричали:

- Пятерку! Пятерку!

Так без подготовки я сдала экзамен по общей химии.

Лекции по физической и коллоидной химии читал профессор Н.Песков. Красавец мужчина, он был очень артистичен, и слушать его лекции было для нас огромным удовольствием. Ему часто случалось выступать перед нами лекции в легком подпитии, и тогда он становился больее остроумным и обаятельным. Мы постоянно удивлялись: как можно такой скучный материал, как физическая и коллоидная химия, преподносить так увлекательно! Мы готовы были носить его на руках и целовать в знак благодарности.

Моя учеба в институте проходила настолько интересно, я была так увлечена ею, что не заметила, как прошли три года общетехнической подготовки. После этого началась специализация, и я попала на факультет по изготовлению топлива для изделий боеприпасов. На этом факультете студентам первого выпуска отделения пороходелия читал профессор Н.И.Жуковский - крупный ученый- химик, заслуженный деятель науки и техники, военный инженер-технолог, председатель 5-й секции Арткома. Старшекурсники нам рассказывали, как они ловили каждое его слово. Нам же, студентам второго выпуска, не повезло: к тому времени в 1937 году профессор был арестован и вскоре расстрелян.

Студенты не могут жить без кумира. Таким почитаемым наставником стал для нас профессор Александр Семенович Бакаев, который читал технологию изготовления нитроглицериновых порохов. Особенно интересны были лекции по изготовлению пороха «Н». Его рецептуру он разработал в 1936 году вместе с сотрудниками кафедры пороходелия МХТИ им.Менделеева по требованиям ракетчика Г.Э.Лангемака. Рецептура «Н» была создана на основании уже используемой в артиллерии рецептуры «НГВ» - видоизмененная рецептура «НГ». Последняя была предложена Бакаевым в 1928 году, где впервые применялись простейшие ароматические нитропроизводные в составе нелетучих растворителей при изготовлении бездымных порохов1. Видоизмененную рецептуру «НГ» с содержанием 1% вазелина назвали «НГВ». Прибавить вазелин как пластификатор к пороховой массе для улучшения технологического процесса изготовления пороха предложили сотрудники химтреста Б.Н.Фомин и И.Г.Лопук. В дальнейшем они оказались сотрудниками НИИ-6 Народного комиссариата боеприпасов (НКБ).

В 1936 году порох рецептуры «Н» внедрили сначала в ствольную артиллерию взамен рецептуры «НГВ», затем начали изготовлять опытные партии для применения в реактивных двигателях снарядов РС-82 и РС-132.

И вот как-то во время занятий мы заметили у дверей странного гражданина. Спросили у него, чего он хочет. В ответ он, подойдя к Бакаеву, заявил:

- Вы арестованы.

Профессор А.С.Бакаев, однако, попросил позволения закончить лекцию. После второго урока его увели. Это случилось 13 декабря 1937 года, именно тогда, когда указанные реактивные снаряды с его порохом проходили войсковые испытания для принятия их на вооружение авиации. Роковое совпадение!2

Мы, студенты, долго ничего не знали, жив ли Бакаев. Что с ним? Но однажды я увидела Бакаева в помещении опытного производства порохов НИИ-6, где я выполняла дипломную работу. Арестованных ученых привезли туда для работы по усовершенствованию технологии изготовления нитроглицериновых порохов. Предварительно помещение очистили от посторонних людей. Про меня забыли. Я оказалась в изолированной комнате, где прессовала образцы различных химических составов для дальнейшего определения зависимостей их скорости горения и физико-химических характеристик от процентного содержания компонентов. Мне выдавали ежедневно по килограмму нитроглицерина, который я перетаскивала в другой корпус, где производила варку - смешение компонентов в ведре под подогретой водой. Рабочие убегали из помещения, как очумелые, едва завидев меня с нитроглицерином. А мне было не страшно нести такой груз и затем поддерживать руками капельную воронку, из которой нитроглицерин капал в ведро. Только ужасно действовал на нервы скрип трансмиссии и подшипников от электромотора, приводившего в движение мешалку.

После варки компонентов пороховая масса вальцевалась, затем - прессование в помещении, о котором я уже говорила. Дверь комнаты, где я производила прессование, была открытой. Я увидела, как мимо ведут заключенных, и как же я обрадовалась, увидев, что Бакаев жив! Конечно, такой радостью я поделилась назавтра с аспирантами кафедры, которые восторженно приняли это известие.

Позже мне рассказали, как однажды, ведя Бакаева по помещению порохового завода, охранник наступил на каплю нитроглицерина, случайно оброненную работницей из ведра. Произошел взрыв. Охранник подскочил до потолка, подошва от одного из сапог у него отскочила. Рассвирепев, он заорал:

- Предательство!

- Скажите спасибо, что ноги у вас целы, - спокойно ответил профессор, - вы могли бы остаться без них.

Можно себе представить, какой опасности я подвергалась, готовя пятнадцать образцов нитроглицериновых порохов!

Защищая дипломную научную работу3, которую вела почти полтора года (с совмещением времени, отведенном для практики), я стояла у доски, едва держась на ногах от постоянного отравления парами нитроглицерина. Руководитель моей работы профессор М.Е.Серебряков прочитал отзыв. Эту работу ученый совет признал как кандидатскую диссертацию, предложив мне сдать кандидатский минимум, но я сдала его лишь после войны. Да и диссертацию я написала потом на другую тему...

Итак, в 1939 году меня направили в Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ, переименованный в НИИ-3). Пока оформляли мой допуск к работе, я поехала в Гайсин к родителям, не подозревая, что увижу их в последний раз в жизни (13-го февраля 1944 года фашисты бросили отца и мать в колодец).

Вернулась я в Москву в сорокоградусный мороз и пошла в НИИ-3. Меня направили в лабораторию внутренней баллистики, где начальником и секретарем партийной организации оказался инженер Федор Николаевич Пойда. Ему не понравилось, что я была не только маленького роста, но и еще очень худая. И он без обиняков заявил:

- Нам нужны сильные инженеры, способные поднимать тяжести, а ты... да нам придется еще и тебя таскать!

Я ответила, что не белоручка, и добавила:

- Неужели для таскания тяжестей следует кончать институт? Разве нельзя использовать меня в исследовании процессов горения и их математическом описании?

Мой ответ-вопрос начальнику понравился.

Институт до этого и после пополнялся и другими молодыми инженерами. Поздравляя нас, директор интститута Борис Михайлович Слонимер собрал всех у себя в кабинете. Вокруг стола, рядом со мной сидели Б.В.Раушенбах, С.И.Рабинович, Н.П.Горбачев, И.С.Рабинович, Г.Т.Гордеев и другие. Стол был празднично накрыт. Меня тронуло внимание директора, и после такого волнующего напутствия я приступила к делу с особым энтузиазмом. Как я ликовала, что попала в такой коллектив!

От сотрудников я узнала впервые о работах молодого профессора Юрия Александровича Победоносцева. Он как один из пионеров в области реактивной техники был научным руководителем учреждения. Во время обеденных перерывов я стремглав выскакивала на спортивную площадку, надеясь, что, может, на сей раз мне удастся познакомиться с Юрием Александровичем. Тот же, как правило, занимался на турнике, так, что подойти к нему я побаивалась. И все-таки удача мне улыбнулось. Однажды я встретила профессора в коридоре интситута и запросто обратилась к нему:

- Простите, я тут новый инженер, пришла со студенческой скамьи. У меня большое желание побыстрее разобраться в горении топлива. Окажите услугу, помогите послушать ваш курс лекций.

- Ладно, подумаю, как это устроить. Ведь в рабочее время нельзя ходить в другой институт...

- Пошлите меня в командировку. Я быстро выполню ваше задание и заодно послушаю ваши лекции.

- Хорошо, - согласился ученый. - Я тоже вскоре появлюсь там. Так что вам удастся послушать мои лекции.

Действительно, через несколько дней я отправилась в командировку на пороховой завод № 59 с поручением отвезти туда секретную матрицу для изготовления пороховых шашек.

Не забыть, как двое рабочих притащили в вагон тяжеленную деталь - матрицу.

- Не пугайтесь, - заверили они, - вас встретят, Юрий Александрович туда все передал. Только в оба смотрите, не приведи Господь матрица куда денется. Головой заплатим...

Ехать пришлось двое суток, и всю дорогу я дрожала: а вдруг какой-нибудь «враг народа» утащит меня вместе с моей матрицей?! К тому же разламывалась голова, лежавшая на громоздкой металлической детали. Подъезжая к станции назначения, я стала волноваться. Один из попутчиков любезно согласился помочь мне и вытащил вместе со мной громоздкий багаж на перрон. Я поблагодарила, поезд ушел. Оглянулась - кругом ни души. Неожиданно заметила сидевшего в санях деда с длинной бородой, покрытой сосульками. Тот, как и я, кого-то высматривал. Я - к нему:

- Дедушка, пожалуйста, довезите меня до заводоуправления.

- Никак не могу. Я встречаю какого-то крупного инженера из министерства. Вот обратишься к нему, девочка, и если он разрешит, я возражать не стану.

- Дедушка, да ведь ваш инженер не приехал, поезд ушел.

- И то верно. Так и быть, неси свои вещи.

- У меня там деталь, тяжеленная штуковина. Не поможете?

- Еще чего, тащи сама!

Кое-как доволокла я свой груз до саней. Тут то дед меня пожалел, вместе с ним я втащила матрицу в возок. Он даже предложил тулуп.

- На, нагрейся, но сперва руки снегом потри.

Поехали. Я запела про себя песенку и вдруг спросила:

- А вы не помните фамилию этого инженера из министерства?

- Тут вот у меня телеграмма, там все написано, только неграмотный я. Прочитай сама доченька.

Телеграмма гласила: «Директору завода товарищу Бидинскому. Прошу организовать встречу инженера Кизнер деталью. Выехала 17 февраля, поезд 32, вагон 7. Победоносцев». Меня разобрал смех.

- Ах, дедушка, ведь это я инженер Кизнер. Это меня вы должны были встречать.

Тот встрепенулся:

- Тебя? Брехунья! Зачем смеешься над стариком, который читать не умеет? Какой ты инженер, тебе-то сколько - лет шестнадцать? Убирайся давай, слезай. А замерзнешь - так мне не жаль. Научишься правду говорить старшим.

И поднял над головой кнут, намереваясь огреть меня им.

- Да не обманываю я вас, дедушка! Как только попадется первый встречный человек, покажем ему мои документы. Тогда убедитесь, что я правду говорю...

- Хитришь, даже собаку по пути здесь не увидишь.

Вот иди и объясни деду, что я выполняю ответственное задание, везу на завод матрицу конструкции Ю.А.Победоносцева для изготовления пороховых шашек к двигателям от миномета МУ-2, то есть к будущей легендарной «катюше» - БМ-13-16, которая готовилась к испытаниям на полигоне.

Так и не успокоился старик. Отобрал тулуп, рассвирепел. Я спряталась в свой воротник от жгучего мороза и, несмотря на страшную вьюгу, задремала. Неожиданно он разбудил меня:

- Вставай, приехали.

- До сих пор, дедушка, - сказала я, - вы были командиром, теперь командую я. Ступайте к директору, к товарищу Бидинскому, доложите, что прибыла инженер Кизнер из Москвы с секретной деталью.

- Господи, да неужто это правда? Век прожил, еще в царские времена кучером был и ничего подобного не видывал. Ты не выдашь меня? Умоляю, ради Бога!

- Ну, полно, за все прощаю. И лет мне не шестнадцать, а чуть больше. Я инженер, я не ребенок и диплом имею.

Он быстро стал подниматься по лестнице, задирая вверх полы тулупа, а я думала: мне, наверное, всегда будет доставаться за то, что такая маленькая и несолидная. Но ничего, мелькнула мысль, вернусь в Москву и куплю себе туфли на высоком каблуке.

А через несколько дней приехал и Юрий Александрович. К его приезду стали прессовать наши шашки. Профессор хватал их в руки прямо горячими: «Вот это да!».

- Юрий Александрович, вы отравитесь парами нитроглицерина. Голова заболит. Не забудьте: в четыре часа ваша лекция в зале заводоуправления.

- Ладно, ступайте туда, приготовьте мел, тряпку, вытрите доску.

И все-таки он хорошенько наглотался этих ужасных паров, и холодные ванны, которыми он потом лечился, не помогли. Это была его ошибка. Принимать то нужно было в таком случае горячие ванны, и тогда пары нитроглицерина быстрее бы испарились.

Не удалось в командировке послушать его лекции. Подошел срок, следовало возвращаться в Москву. Придя в институт, Федор Николаевич приказал мне явиться к главному инженеру А.Г.Костикову для знакомства, так как последний этого требовал.

Та встреча меня очень огорчила:

- Ваш главный, Федор Николаевич, произвел на меня ужаснейшее впечатление. Он наверняка был каким-нибудь политработником. Непонятно только, как он может быть главным инженером по твердотопливным ракетам! Да, инженер Андрей Григорьевич Костиков действительно одно время был политработником в Красной Армии, в РНИИ работал по жидкостным ракетам и занял это место как верный сын нашей Родины. Это он, здесь разоблачил «врагов народа».

- «Враги народа»? В таком институте? - спросила я его.

- Да, представь себе, у них были найдены документы об их переписке с гитлеровцами.

После этого разговора я обратилась к инженеру лаборатории Михаилу Петровичу Горшкову.

- Михаил Петрович, вы меня не выдадите, я к вам хочу обратиться с весьма щепетильным вопросом. Правда ли, что здесь имелись враги народа и что якобы у них нашли документы, подтверждающие их виновность в переписке с гитлеровцами?

- Ты имеешь ввиду И.Т.Клейменова, Г.Э.Лангемака, В.П.Глушко и С.П.Королева? Они переписывались не с гитлеровцами, а с Циолковским4. С этими письмами тебе в настоящее время не удастся познакомиться, но зато ты можешь еще посмотреть книгу Глушко и Лангемака «Ракеты, их устройство и применение». Остатки тиража этой книги находятся в настоящее время в секретной части и подлежат уничтожению5. Попроси для выполнения важного задания разрешение ознакомиться с этой книгой.

Затем я в этой же комнате, где складывали для уничтожения работы репрессированных ученых, старалась запомнить все изложенное. Я поняла, что это были крупные специалисты. Затем я также узнала, что В.П.Глушко переписывался с немецким ученым Г.Обертом.

Впоследствии на основании изучения некоторых документов архивов, а также из моих бесед с сотрудниками института мне удалось уточнить, какие к тому времени были достижения в области твердотопливных и жидкостных ракет. Одновременно читателю, наверное, будет интересно узнать о тех тяжелых испытаниях, которые выпали на долю ученых этой новой области науки.

1 А.С.Бакаев. «К вопросу о применении простейших ароматических нитропроизводных в составе нелетучих растворителей при изготовлении бездымных порохов» - отчет военно-химического треста ВСНХ СССР за 1928 год.

2. A.С.Бакаев впервые был арестован в 1930 году по процессу промпартии Рамзина. Прибывая в заключении, он продолжал работу по освоению технологии изготовления его рецептур нитроглицериновых порохов в военно-техническом бюро ОГПУ. Одновременно его использовали как главного консультанта по строительству опытного цеха на заводе им. Морозова, а затем при создании нового южноукраинского завода №59. Этот завод начал выпускать нитроглицериновый порох уже в 1934 году. На этом заводе в 1935 году были получены первые марки шашечных зарядов для морских пушек.

Бакаева досрочно освободили 10-го октября 1934 года, и он стал главным инженером военно-химического треста, затем с 1935 года заместителем главного инженера вновь организованного всесоюзного порохового треста (ВПТ) и начальником технического отдела (до 1937 года).

С 1934 по 1937 гг. Бакаев был по совместительству научным руководителем специальной лаборатории ВХНИИ (НИИ-6), где начальником лаборатории был Б.Н.Фомин.

С 1934 года Бакаев также заведовал кафедрой пороходелия в МХТИ им. Менделеева, где и произошел его второй арест.

3. Л.Б.Кизнер. «Методы расчета пиростатических характеристик нитроглицериновых порохов», Информационный бюллетень №9, НИИ НКБ СССР, 1940 г.

4. С Циолковским переписывались: В.П.Глушко, Ф.А.Цандер, И.Т.Клейменов.

5. В ноябре 1937 года начальник 1-го отдела И.М.Мосеев по указанию А.Г. Костикова уничтожил около тонны тиража этой книги - из воспоминаний Ю.А.Победоносцева.

Дальше

На главную страницу